Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера [СИ]
Барон-вампир опустил свой взгляд, направив его туда, откуда сегодня особенно пахло свежей кровью. Извращенно-похотливое желание, которое исходило от Зборовского, обдало волшебницу жаркой волной… и именно в этот момент ее магических слух уловил едва различимый отклик откуда-то сбоку. Как раз оттуда, где на яшмовом столике стоял невысокий стеклянный сосуд, в котором покоилось кольцо Юрая!
— Барон, стоп! Пауза три минуты, — резко произнесла леди д'Эрве, подкрепляя свои слова твердым жестом ладони и магическим посылом, притормаживающим время. А после этого свернула внешние реакции и вошла в транс (снаружи это выглядело так, словно ее окутала дымка тумана, а тело стало как бы полупрозрачным).
«Сконцентрировались… Начали! Попробуем разобраться в структуре возмущений. Начинаем с того, что Юрай со товарищи использовали плотское соитие в своих ритуалах… И магическое кольцо теперь отзывается на призыв плоти… Подпитывается от него энергией… А энергию-то из него как раз и разрядили начисто после суда… Ну что же, выглядит многообещающе. Три, два, один, выход!»
Энцилия снова вернулась в реальность, но не сворачивая потоков стихий и поддерживая режим пульсаций — в полной магической силе, от которой барону стало не по себе.
— Влад, внимание! Стоишь на месте где стоял, не двигаясь.
Плавным движением волшебница сместилась к яшмовому столику, к кольцу Юрая. Зборовский стоял теперь в пяти шагах и мог наблюдать ее целиком, во всей красе.
— Ты меня хочешь? — вкрадчивым чувственным голосом спросила Энцилия.
— Еще как! — от кольца начало исходить магическое свечение, незаметное для непосвященных, но различаемое любым чародеем.
— А теперь? — Она неторопливо расшнуровала лиф, высвободив и открыв взору барона свои тяжелые мягкие груди.
— Спрашиваешь! — хриплым напряженным голосом ответил тот. В кольце завибрировали пульсации.
— Ну а теперь? — юбки леди д'Эрве одна за одной упали на пол, и взгляд вампира упал на тонкую струйку крови, которая предательски стекала по ее бедру.
— Ы-ы-ы-ы-ы! — нечленораздельно простонал тот, кто еще пять минут назад был бароном Зборовским, но сейчас походил на него лишь очень отдаленно. От того, чтобы броситься на волшебницу, его удерживало только поставленное ею мощное сдерживающее заклятье. Кольцо же Юрая полностью ожило, по его ободу закружились в хитром переплетении пять разноцветных потоков — точно таких же, как на собственном кольце Энцилии, которое та носила не снимая на указательном пальце правой руки.
Резким движением пальцев леди д'Эрве обрушила на Зборовского волну трезвительного холода, и он вернулся в почти нормальное состояние; по крайней мере, был уже способен к здравому рассуждению.
— Вы ведь помните, барон, что наш Юрай вместе со своими злополучными товарищами практиковал магию особого рода, напрямую завязанную на любострастие? Так вот, мне только что открылось, что пробудить его кольцо все-таки возможно! Но одним-единственным способом: оно реагирует на плотское вожделение…
Энцилия выдержала паузу и, наконец, многообещающе улыбнулась.
— Боюсь, Влад, что мне не остается иного выхода, кроме как в определенной мере уступить вашим желаниям. Исключительно в интересах короны и страны.
И она сняла заградительный щит.
Стремительным кошачьим движением Владисвет оказался на коленях у ее ног, а Энси слегка развинула бедра, открывая доступ его языку к истокам живительной влаги. Барон обхватил ее ноги руками и начал методично вылизывать лоно, бедра, колени, и снова вверх… Он был предельно осторожен, и прикосновения его клыков оставляли на ногах волшебницы только едва заметные бороздки-царапины, ни разу не перешедшие в открытую рану. Поначалу Энцилия слегка подстраховывалась, контролируя движения обезумевшего влюбленного вампира, но постепенно доверилась ему и целиком отдалась на волю своих ощущений. Возбуждение нарастало все сильнее, все острее, и наконец женщина взорвалась приступом яростного удовольствия.
Чуть придя в себя, Энси потянула долизывающего последние красные капельки Зборовского вверх, и они оказались лицом к лицу. Барон был выше ростом, поэтому ей пришлось приподнять голову вверх, чтобы сдержанным тоном произнести:
— Я думаю, Влад, что теперь мне следует принять меры к тому, чтобы не нарушилось равновесие. — И она, в свою очередь, опустилась вниз, снимая с него обтягивающие рейтузы и высвобождая напрягшееся мужское естество. Почему-то стоять на коленях показалось ей неудобным. Вместо этого она устроилась на четвереньках, выгнув спину, и приняла член барона себе в рот, на полную глубину (…еще одно мимолетное колдовское усилие, позволяющее ему разместиться поудобнее…). Вот они уже нащупали общий ритм, и спустя некоторое время мужчина напрягся, задрожал и выплеснулся тягучим белым фейерверком.
— Какое же это невыразимое наслаждение, — осознала в этот миг Энцилия, — чувствовать в себе одновременно два мужских члена, один из которых заполняет твой рот, а другой входит в тебя сзади!
Что-о-о? Стоп. Еще раз стоп. Резкий вдох, потом выдох. Какой такой второй мужчина? Откуда? Это что, разнузданные бабские фантазии? Сумасшествие? Навеяный морок? Заклинание шло за заклинанием, все мыслимые видения и наведенные галлюцинации у волшебницы должны были под их действием давно исчезнуть, но воспоминание о мужских руках на ее бедрах и о фаллосе в глубине ее лона проходить никак не желало.
И тогда юная леди д'Эрве поднялась с четверенек и, наскоро протерев ладонью рот, глубоким тихим голосом сказала:
— Он здесь, Влад! Юрай — здесь, в Энграме. И где-то совсем рядом, не далее чем на расстоянии в двадцать — двадцать пять лиг. Я его почувствовала. В тот самый момент, когда… Ну, в общем — тогда.
7. Проходная пешка
Им несказанно повезло: Юрай-Охальник оказался жив, и он был где-то совсем рядом. Но за всякое везение приходится платить Равновесию, и уже к следующему вечеру Энцилия ощущала себя не лучше, чем портовая проститутка после восемнадцатого клиента. В студенческую пору она не имела ничего против любовных утех с мужчинами, но сейчас… Первые сутки они с Владом просто не вылезали из постели, перепробовав все мыслимые позы и варианты, включая столь непотребные, что даже самые распоследние шлюхи упоминали о них сквозь зубы, вполголоса и намеками. Но совершенно безнадежно: мистический образ Юрая больше себя никак не обозначал.
— Ну почему же ты сразу не определила точно то место, где он находится? — в сотый раз сокрушался Зборовский, чтобы в сотый раз получить один и тот же ехидный ответ:
